о сознанность )) /

Ум и Медитация

 

  Когда ум без мыслей — это медитация.

Ум бывает без мыслей в двух состояниях — либо в глубоком сне, либо в медитации. Если ты осознаешь и мысли исчезают, — это медитация. Если мысли исчезают и ты становишься неосознанным, — это глубокий сон.

Глубокий сон и медитация имеют нечто сходное и не­что различное. В одном они сходны: в том и другом состо­янии мышление исчезает. В одном они различны: в глубо­ком сне исчезает и осознанность, тогда как в медитации она сохраняется. Таким образом, медитация — это глубо­кий сон плюс осознанность. Ты расслаблен, как в глубо­ком сне, и в то же время осознан, полностью пробужден — и это приводит тебя к двери тайн.

В глубоком сне ты дви­жешься в не-ум, но неосознан­но. Ты не знаешь, где побывал, но утром почувствуешь воздей­ствие и эффект. Если это был действительно прекрасный, глу­бокий сон и тебя не беспокои­ли никакие сны, утром ты по­чувствуешь себя свежим, обнов­ленным, живым, снова молодым, снова полным энтузиазма и сока. Но ты не знаешь, как это случилось, где ты побывал. Ты оказался в своего рода глубо­кой коме, словно под воздейст­вием анестетика ты перенесся на какой-то другой план, откуда вернулся свежим, молодым, об­новленным.

В медитации это происхо­дит без анестезии.

Таким образом, медитация означает, что ты так же расслаб­лен, как и в глубоком сне, и в то же время осознан. Удержи в этом состоянии осознан­ность — пусть мысли исчезнут, но осознанность останется. И это не трудно, ты просто ни­когда не пытался, вот и все. Это все равно что плавание: если ты не пытался плавать, это ка­жется очень трудным. Это вы­глядит и очень опасным, и ты не можешь поверить, как люди

могут плыть, вместо того чтобы просто утонуть! Но как только ты попробовал в первый раз, это становится лег­ко; это очень естественно.

 

 

 

 

Что такое ум? Ум это не вещь, это событие. У вещи есть субстанция, а собы­тие — это просто процесс. Вещь похожа на скалу, собы­тие похоже на волну — она су­ществует, но она не веществен­на. Это просто событие, проис­ходящее между ветром и оке­аном, процесс, явление.

Вот первое, что нужно по­нять: ум — это процесс, подоб­ный реке, но в нем нет вещественности. Если бы в нем была вещественность, тогда его нельзя было бы рассеять. Если у него нет вещественности, он может исчезнуть, не

оставив за собою и следа.

Когда волна исчезает в океане, что от нее остается? Ничего, не остается и следа. Поэтому те, кто узнал, гово­рят, что ум подобен птице, летящей в небе, — она не оставляет за собой никаких отпечатков, ни малейшего следа. Птица летит, но не оставляет за собой никакой

тропы, никаких следов.

 

 

 

Ум это не что иное, как отсутствие твоего присутст­вия. Когда ты сидишь в молчании, когда ты глубоко всма­триваешься в ум, ум просто исчезает. Мысли остаются, они экзистенциальны, но ум найти будет нельзя.

Но когда ум уходит, становится возможным второе восприятие: ты можешь видеть, что мысли не твои. Ко­нечно, они приходят, и иногда они некоторое время отды­хают в тебе, потом уходят. Ты, может быть, хорошее ме­сто для отдыха, но они не возникают из тебя. Не замечал ли ты когда-нибудь, что в тебе не возникло ни единой

мысли? Ни одна мысль не пришла из твоего существа; они всегда приходят снаружи. Они тебе не принадлежат — лишенные корней, бездомные, они бродят и бродят. Ино­гда они отдыхают в тебе, вот и все, как облако отдыхает на вершине холма. Потом они начнут двигаться дальше сами собой; тебе ничего не нужно делать. Если ты про­сто наблюдаешь, контроль достигнут.

Слово контроль не очень хорошо, потому что слова не могут быть очень хорошими. Слова принадлежат уму, миру мыслей. Слова не могут быть очень, очень проника­ющими; они мелки. Слово контроль не хорошо, потому что нет никого, чтобы контролировать, и нет ничего, что можно контролировать. Но до некоторой степени оно по­может понять, что происходит определенная вещь: когда ты смотришь глубоко, ум оказывается под контролем — внезапно ты становишься его хозяином. Мысли есть, но они больше не хозяева тебе. Они ничего не могут сде­лать с тобой, они просто приходят и уходят; ты остаешь­ся, незатронутый, словно цветок лотоса среди дождя. Кап­ли воды падают на лепестки, но продолжают соскальзы­вать, не касаясь их. Лотос остается незатронутым.

Именно поэтому на Востоке лотос стал таким важ­ным, таким символичным. Величайший символ, пришед­ший с Востока, — это лотос. Он несет в себе весь смысл восточного сознания. Он гово­рит: «Будь, как лотос, вот и все. Оставайся незатронутым, и кон­троль будет в твоих руках. Оставайся незатронутым, и ты будешь хозяином».

Поэтому, с одной точки зре­ния, ум похож на волны — вол­нение. Когда океан тих и спо­коен, не волнуется, волн нет. Когда океан взволнован прили­вом или сильным ветром, воз­никают огромные волны, когда вся его поверхность приходит в хаос, с другой точки зрения, ум существует. Это метафоры, чтобы помочь тебе по­нять определенное качество внутри, которое нельзя вы­разить словами. Эти метафоры поэтичны. Если ты попы­таешься понять их с сочувствием, ты достигнешь пони­мания, но если ты попытаешься понять их логически, то упустишь суть. Это метафоры.

Ум — это волнение сознания, точно как волны — это волнение океана. Вошло что-то инородное — ветер. Что-то снаружи случилось с океаном или с сознанием — мысли, ветер, — и возник хаос. Но этот хаос идущего только на поверхности. Волны всегда на поверхности. В глубине волн нет — их не может быть, потому что в глубину никогда не может проникнуть ветер. Поэтому все остается только на поверхности. Если ты движешься вовнутрь, это приносит контроль. Если ты движешься вовнутрь с поверхности, ты попадаешь в центр — внезапно, поверхность может про­должает волноваться, но ты. не взволнован.

Вся наука медитации — это не что иное, как центри­рование, движение к центру, укоренение в центре, пере­селение в центр. И когда ты смотришь оттуда, меняется все твое мировоззрение. Теперь волны, может быть, и есть, но они не достигают тебя. И теперь ты можешь увидеть, что они не принадлежат тебе, это только конфликт на поверхности, конфликт с чем-то инородным.

И когда ты смотришь из центра, мало-помалу кон­фликт прекращается. Мало-помалу ты расслабляешься. Мало-помалу ты принимаешь, что, конечно, есть сильный ветер, и в тебе возникают волны, но ты не беспокоишься об этом, а когда ты не обеспокоен, даже волнами можно наслаждаться. В них нет ничего плохого.

 

Проблема возникает, когда ты тоже остаешься на по­верхности. Ты в маленькой лодке на поверхности, и на­летает сильный ветер, и начинается высокий прилив, и весь океан сходит с ума — конечно, ты обеспокоен; ты напуган до смерти! Ты в опасности; в любое мгновение волны могут опрокинуть маленькую лодку; в любое мгно­вение может случиться смерть. Что ты можешь сделать с маленькой лодкой? Как ты можешь что-нибудь контро­лировать? Если ты начнешь бороться с волнами, то потер­пишь поражение. Борьба не поможет; тебе придется при­нять волны. Фактически, если ты сможешь принять волны и позволишь своей лодке, как бы она ни была мала, двигаться вместе с волнами, тогда опас­ности нет. Есть волны; ты про­сто позволяешь. Ты просто поз­воляешь себе двигаться вместе с ними, не против них. Ты ста­новишься их частью. Тогда воз­никает безмерное счастье.

В этом состоит все искус­ство серфинга — двигаться с волнами, не против них. Вмес­те с ними — настолько, что ты не отличаешься от них. Как только ты это узнаешь, даже волнами можно наслаж­даться... и это можно узнать, только смотря на все это явление из центра.

 

 

Это точно так, словно ты путешественник в лесу, и собираются тучи, и начинается сильная гроза, и ты сбился с дороги и пытаешься поскорее добраться до дому. Имен­но это происходит на поверхности — заблудившийся пу­тешественник, темные тучи, сильная гроза; скоро начнется ливень. Ты ищешь дорогу домой, дорогу к безопасности дома — и внезапно находишь его. Теперь ты сидишь вну­три, теперь ты ждешь дождя — теперь ты можешь на­слаждаться. Теперь гроза по-своему красива. Она не была красива, когда ты был снаружи и блуждал по лесу; но теперь, когда ты сидишь в доме, все это явление становит­ся безмерно красивым. Теперь, когда начинается дождь, ты радуешься ему. Теперь, когда ударяет молния, ты радуешь­ся ей, гулкий удар грома налетает из облаков, и ты раду­ешься ему, потому что теперь ты в безопасности, внутри.

Как только ты достигаешь центра, ты начинаешь ра­доваться всему, что бы только ни происходило на поверх­ности. Поэтому самое главное не в том, чтобы бороться на поверхности, но скорее в том, чтобы проскользнуть в Центр. Тогда ты становишься настоящим хозяином, не вынуждаешь себя к контролю; это происходит спонтанно, когда ты оказываешься в центре.

Центрирование в сознании равнозначно тому, чтобы стать хозяином ума.

Поэтому не пытайся «контролировать ум» — язык может увести тебя в сторону. Никто не может контро­лировать, а те, кто пытается контролировать, сойдут с ума;

они просто станут невротичными, потому что попытки контролировать ум — это не что иное, как попытки од­ной части ума контролировать другую.

 

Кто ты, кто пытается контролировать? Ты тоже волна — религиозная волна, конечно, пытающаяся контролировать ум. Бывают и нерелигиозные волны — секс, гнев, ревность, собственничество и ненависть, и миллионы других нере­лигиозных волн. Бывают религиозные волны — медита­ция, любовь, сострадание. Но все эти вещи на поверхности, на поверхности, на поверхности. Религиозные они или не­религиозные, не имеет значения.

Настоящая религия в центре и в видении мира, кото­рое происходит из центра. Сидя внутри своего дома, ты смотришь на свою собственную поверхность — все ме­няется, потому что ты смотришь под новым углом зре­ния. Внезапно ты становишься хозяином. Фактически, контроль до такой степени в твоих руках, что ты мо­жешь оставить поверхность неконтролируемой. Это тон­ко — контроль до такой степени в твоих руках, ты так укоренен, настолько не беспокоишься о поверхности, что, фактически, ты можешь радоваться волнам, приливу и буре. Это красиво, это дает энергию, это придает сил — беспо­коиться не о чем. Только слабаки беспокоятся о мыслях. Только слабаки беспокоятся об уме. Сильные люди про­сто впитывают целое, и это делает их богаче. Сильные люди просто никогда ничего не отвергают.

 

Нет ничего плохого в уме, нет ничего плохого в мыслях. Если что-то не так, это остает­ся на поверхности — потому что тогда ты не знаешь целого и напрасно страдаешь из-за ча­сти и частичного восприятия. Нужно целое восприятие, а оно возможно только из центра — потому что из центра ты можешь смотреть во все стороны и во все измерения, во всех направлениях, видя всю периферию своего суще­ства. А она безгранична. Фактически, это то же самое, что и периферия существования. Однажды оказавшись в цен­тре, мало-помалу ты становишься шире и шире, больше и больше, и в конце концов оказываешься ни больше ни меньше как всем целым.

Под другим углом зрения, ум подобен пыли, которая скапливается на одежде путешественника. А ты путеше­ствовал и путешествовал миллионы жизней, и никогда не мылся. Естественно, скопилось столько пыли — в этом нет ничего плохого; так и должно быть — многие слои пыли, и ты считаешь эти слои своей личностью. Ты отож­дествился с ними, ты жил с этими слоями пыли так долго, что они начинают выглядеть как твоя кожа. Ты так отож­дествился.

Ум — это прошлое, память, пыль. Каждому приходит­ся ее собирать — если ты путешествуешь, на тебе будет скапливаться пыль. Но нет необходимости с ней отожде­ствляться, нет необходимости становиться с ней одним целым; потому что, если ты становишься с ней одним целым, тогда ты попадешь в беду; потому что ты не пыль, ты сознание.

 

Омар Хайям говорит: «Прах во прах». Ког­да человек умирает, что происходит? — прах возвращает­ся во прах. Если ты только прах, пыль, тогда все возвра­щается во прах, ничего не остается. Но ты только пыль, многие слои пыли, или что-то есть у тебя внутри, что со­вершенно не пыль, что совершенно не от этой земли?

Это твое сознание, твоя осознанность. Осознанность — твое существо, сознание — твое существо, а пыль, ко­торая скапливается на осознанности, — твой ум.

 

**

С еще одной точки зрения, ум — это прошлое, память, в определенном смысле, все накопленные опыты. Все, что ты сделал, все, что ты думал, все, чего ты желал, все, о чем ты мечтал, — все твое прошлое во всей его полноте, вся твоя память — память и есть ум. И пока ты не изба­вишься от памяти, ты не сможешь стать хозяином ума.

Как избавиться от памяти? Она всегда есть, всегда сле­дует за тобой. Фактически, ты и есть память; как же от нее избавиться? Кто ты, если исключить память? Когда я спрашиваю: «Кто ты?», не говори мне, как тебя зовут — это твоя память. Твои родители дали тебе это имя когда-то раньше. Я тебя спрашиваю: «Кто ты?», и ты рассказы­ваешь мне о своей семье, о своем отце, о своей матери — это память. Я тебя спрашиваю: «Кто ты?», и ты рассказы­ваешь мне о своем образовании, о своих ученых степе­нях, говоришь, что ты магистр искусств, что ты доктор наук, или инженер, или архитектор. Это память.

Когда я тебя спрашиваю: «Кто ты?», если ты действи­тельно посмотришь вовнутрь, единственным ответом мо­жет быть: «Я не знаю». Что бы ты ни сказал, это будет память, не ты. Единственным настоящим, подлинным отве­том может быть: «Я не знаю», потому что познать себя — это последнее. Я могу ответить, кто я, но я не отвечу. Ты не можешь ответить, кто ты, но у тебя готов ответ. Те, кто знает, об этом молчат. Потому что, если вся память отбро­шена, и весь язык отброшен, тогда нельзя сказать, кто я. Я могу заглянуть в тебя, я могу сделать тебе знак, я могу быть с тобой, во всей полноте моего существа — вот мой ответ. Но этот ответ нельзя дать в словах, потому что, что бы ни было воплощено в слова, это будет частью памяти, частью ума,не сознания.